С детства хорошенькой девочке из Стокгольма казалось, что ее любовь приносит несчастья. Те, кого она сильно, от всей души любила, внезапно куда-то уходили и больше никогда не возвращались. Их нигде не было – ни в другом городе, ни в другой стране. Тетя объяснила ей, что они умерли, но что такое смерть, Ингрид не поняла.
Первой ушла мама, Ингрид тогда исполнилось три года. Потом не стало папы – талантливого художника, доброго человека, снимавшего Ингрид на кинокамеры, расставленные по комнатам. Они так интересно стрекотали пленкой и запоминали любое движение начинающей "актрисы". Съемки вошли в жизнь Ингрид Бергман с рождения. Едва она появилась на свет, рука судьбы уже взяла ее в объектив, как будто только этого и ждала, чтобы потом прославить в Голливуде, демонстрировать ее непревзойденное мастерство в переполненных кинозалах, заставлять зрителей смеяться и плакать над жизнью ее экранных героинь. Оставалась тетя, но и она покинула Ингрид вслед за родителями. От горя и нервного потрясения Ингрид едва не умерла. Ей стало казаться, что это она виновата в смерти любимых людей.
Поэтому, когда в двадцатилетнюю Ингрид, студентку Стокгольмской театральной школы, влюбился Петер Линдстром, подающий надежды молодой доктор, вскоре ставший профессором стоматологии, она подумала, что это не сулит ему ничего хорошего. "От моей любви умирают, – сказала она Петеру. – Вы не боитесь?". Петер не побоялся.
Поначалу все шло прекрасно, молодые люди лучились любовью, у них родилась прелестная дочь Пиа. Ингрид Бергман стала самой популярной актрисой шведского кино, но продолжала во всем слушаться Петера, как и подобает добропорядочной супруге. Более того – именно Петер настоял на том, чтобы Ингрид поехала в Голливуд по приглашению продюсера Дэвида Селзника, до которого дошли слухи о талантливой шведке. Сама она на это не отважилась бы.
Больше всего Ингрид страшила разлука с дочерью, но вскоре семья воссоединилась в большом голливудском особняке неподалеку от Сансет-бульвара. Скандинавская красота Ингрид Бергман озарила Голливуд новым светом. Америка устала от хищных женщин-вамп "а-ля Бетт Дэвис", а тут совершенно иной образ – располагающее к себе нежное лицо, пухлые полудетские щечки, светлые волосы, обаятельная открытая улыбка. От всего облика Ингрид Бергман веяло чистотой, свежестью и невинностью. Ее полюбили сразу, от фильма к фильму ее слава росла. Лучше всего актрисе удавались романтические героини, а ее собственная жизнь продолжала оставаться безоблачной и размеренной, и романтизма в ней оставалось все меньше и меньше…
Что подтолкнуло идола толпы в один прекрасный день случайно зайти в полупустой кинотеатр и посмотреть картину малоизвестного в Голливуде итальянца Роберто Росселлини "Рим – открытый город"? Увиденное потрясло ее до такой степени, что она написала Росселини письмо. Самой страстной мечтой Ингрид Бергман стало сняться у итальянского режиссера – не важно, на каких условиях. Только бы встретиться с ним, только бы оказаться рядом на съемочной площадке.
Она еще не понимала, вернее, понимала, но боялась признаться самой себе, что страстно, отчаянно влюбилась в Роберто, который был полной противоположностью Петеру. Темпераментный, непредсказуемый, крутивший романы одновременно с несколькими женщинами – среди них была и великая актриса Анна Маньяни, и мисс Америка-46, и танцовщица стриптиза, и какая-то блондинка из Венгрии – и гонявший, как сумасшедший, на спортивных автомобилях, он снимал свое кино по вдохновению. А если его не было, мог, никому ничего не объясняя, покинуть съемки и скрыться в неизвестном направлении.
Роберто Росселлини назначил Ингрид Бергман встречу в Париже, в ресторане роскошного отеля "Георг V", как раз в день ее рождения – 29 августа. Разве такое могло быть простым совпадением? Вряд ли. Скорее, сама судьба послала Ингрид свой тайный знак. Да и она сама тогда вступала в сакральный возраст – ей исполнялось тридцать три года. Какое-то скопление магических чисел, которое подсказывало: что-то должно произойти. "Снимем – не снимем кино", – гадал на вынутой из вазы алой розе Росселлини, обрывая душистые лепестки и выразительно глядя на Ингрид, очаровавшей темпераментного итальянца с первого взгляда...
...Ради своей любви Ингрид готова была пожертвовать всем, но разрушить семейные узы пока не решалась. Они с Петером считались идеальной парой, образцом семейного счастья, Америка ее боготворила, и вдруг такое! Разорвать с мужем означало полностью разрушить свой ангельский образ, уничтожить миф о святой Ингрид Бергман, а это был непоправимый шаг. И все же Ингрид его сделала. А подтолкнула ее к этому шагу мелочь, забавное совпадение. Впрочем, в жизни таких женщин, как Ингрид, мелочей не бывает...
Бродя по магазинам в поисках рождественских подарков, они с дочерью увидели совершенно потрясающую надувную корову, которую Пиа тут же захотела иметь. Но Петер счел это глупой блажью (он обещал подарить дочери велосипед), к тому же еще и слишком дорогой. Каково же было изумление родителей, когда приглашенный к ним на Рождество, чтобы обсудить все детали предстоящих съемок, Роберто Росселлини подарил Пиа ... ту самую корову!
Все было решено. Она уехала к Росселлини в Италию в одном платье, очертя голову, как пуля летит во тьму, – наугад, напролом, не вспоминая о прошлом, не думая о будущем. За первым совместным фильмом "Стромболи, земля Божья", последовали другие – "Европа, 51", "Мы, женщины", "Путешествие в Италию", "Страх", но они не пользовались таким успехом, как голливудские картины. Для Америки ее отъезд стал шоком. Поведение кинозвезды обсуждали даже в американском Конгрессе. В обличительном запале ее назвали "пятном на флаге страны", хотя она оставалась гражданкой Швеции. Кинопрокатчики отказывались от фильмов с участием Бергман. Но она все равно была безумно счастлива.
Несмотря на травлю и скандальную шумиху, несмотря на вспышки ревности Росселлини, его ночные исчезновения, склонность к депрессиям и угрозы покончить жизнь самоубийством, если Ингрид сделает что-нибудь не так, а именно – снимется у другого режиссера. И она ради него отказывала и Феллини, и Висконти. Ингрид родила Росселлини сына Роберто, а через несколько лет дочерей-близнецов Ингрид-Изотту и Изабеллу. О новых ролях она мечтала, чтобы заработать деньги и купить детям обувь – Росселлини не отличался бережливостью и тратил деньги направо и налево. Правда, в душе оставалась незаживающая рана – Пиа, настраиваемая Петером, долго не дававшим Ингрид развод, написала ей, что больше ее не любит и даже не хочет смотреть на Италию на карте. От этого Ингрид чувствовала себя Жанной д'Арк на костре – именно так называлась оратория, поставленная для нее Росселлини, с которой актриса объехала всю Европу.
Время шло, и постепенно скандальный накал, окружавший Ингрид, стал терять свой градус. Все понемногу успокаивалось, и вот уже Америка простила согрешившую актрису, а компания "ХХ век Фокс" предложила ей контракт. Она подписала его, и тогда Росселлини обозвал ее дрянью и предательницей, в очередной раз пригрозил, что он разобьется на машине, и уехал в Индию снимать документальный фильм. Из Индии Роберто привез новую жену – молоденькую Сонали, родившую ему сына. Ингрид приняла это как данность и только грустно улыбнулась – когда-то она сама вот так же увела Роберто у Анны Маньяни. Она вдруг поняла, что Роберто может быть некрасив, жалок и истеричен, а это означало конец.
Теперь ее сердце открылось третьей и последней любви. Она вышла замуж за Ларса Шмидта, европейского продюсера и импресарио, в котором словно переплелись черты ее двух прежних мужей – Ларс был шведом, как Петер, высоким и красивым блондином, и человеком искусства, как Роберто. Хотя Ларс, мечтавший о сыне, через несколько лет ушел к другой женщине, он не оставил заботы об Ингрид до конца ее дней.
Жизнью великой актрисы, помимо тройки, управляло еще одно магическое число – семерка. Седьмого июля (седьмой месяц года) состоялась помолвка Ингрид Бергман и Петера Линдстрома. Актриса семь раз номинировалась на "Оскара" и три раза его получила – за фильмы "Газовый свет" и "Анастасия" и за роль второго плана в фильме "Убийство в Восточном экспрессе". И болела она тоже семь лет. И умерла в шестьдесят семь.
Ингрид давно предчувствовала, что семейная болезнь, так рано унесшая ее близких, не пощадит и ее. Актрису мучил рак груди, разъедая ее совершенное тело. Она перенесла три операции, но, несмотря на ужасные боли в позвоночнике – туда проникли метастазы – продолжала играть на сцене, отчетливо осознавая, что каждый спектакль может стать последним. Она умерла в Лондоне в день своего рождения – 29 августа, когда часы пробили семь. Судьба замкнула свой круг.